Мои родители

Мои родители, наверное, никогда бы не встретились, если бы не Сеймчан.

Это место, которое привело их друг к другу.

Они происходили из совершенно разных семей, выросли в разных регионах страны. И были совершенно не похожи по жизненным привычкам. Так как выросли не только в разных, далёких друг от друга регионах страны, но и были разных национальностей. И разговаривали в детстве на разных языках. Так получилось, что встретились они в Сеймчане.

Глава 1. Мама

Моя мама, Железняк Надежда Ильинична, родилась на Средней Волге. Её родина – село Новая Малыкла Ульяновской области.

Это село основали выходцы из села Старая Малыкла, которые нашли место с рекой и богатыми чернозёмами. Впрочем, чернозёмами богата вся Ульяновская область. Село это нерусское, его жители – мордва. Представители одной из ветвей мордовского народа – эрзя. Рядом располагались чувашское село, татарское и русское. Для Поволжья это привычно.

Дед мой – Дикинов Илья Епифанович (Феофанович), уроженец села Старая Малыкла, мордвин. Был взят на службу на царский флот, плавал матросом на царской яхте «Светлана», бывал за границей. Был у него случай в жизни забавный. Во время плавания упала за борт царская собачка, он кинулся в воду и спас её. За что был награждён отпуском. Воевал в японскую войну. Мама рассказывала, что любимой книгой его была книга «Цусима» Новикова-Прибоя. Он всегда плакал, читая её. Говорил: «Надя, я ж их всех знаю. А адмирал Макаров со всеми матросами ручкался».

Дед Илья всегда хотел, чтобы внучку назвали Светланой в честь любимого корабля. Я родилась, когда его уже не было. Но, памятуя о желании отца, мама назвала меня вначале Светланой. Но пришла подруга и сказала, что издевательство называть чёрную, как галка девочку, Светой. Переименовали в Наташу. А я потом посветлела. А имя Светлана досталось моей двоюродной сестре, которая выросла и стала брюнеткой!

Дед с флота вернулся грамотным, научился портняжить там же. После возвращения в родное село переселился в Новую Малыклу, стал заниматься там пошивом одежды для односельчан. Женился на моей бабушке вторым браком.

Бабушка – Дикинова Мария Дмитриевна. До замужества – Князькина. Её близкой подругой была Дикинова Дарья – дочь моего деда от первого брака. Первый муж бабушки Илларион Кистаев и муж Дарьи Карп были братьями. Илларион погиб в Первую мировую (Империалистическую) войну. Бабушка осталась вдовой с маленьким сыном Николаем. А дед овдовел. И он посватался к бабушке, но она не соглашалась выйти за него, ссылаясь на разницу в возрасте. Но упорство деда победило. Они повенчались. У них родилось 11 детей. Выжило пятеро. Вместе с Николаем всего в семье выросло шестеро детей. Мама была самой младшей.

Её брат Яков погиб на Украине в 1944 году во время Великой Отечественной войны. Летал на бомбардировщике дальней авиации, бомбил Берлин. Похоронен в селе Красовка Бердичевского района Житомирской области. Вся семья его очень любила и гордилась им. Старшая дочь маминой сестры Анастасии назвала своего сына в честь дяди Яковом.

Брат Николай (впоследствии взявший фамилию Дикинов) вернулся с войны домой в 1946 году.

По рассказам мамы до войны они уже начинали неплохо жить. Её водили в колхозный детский сад, она вспоминала, что в их селе в колхоз не вступила только одна семья, но их никто не трогал. Потом вступили. Сам дед относился к середнякам. И не очень рвался в колхоз. До коллективизации позволял себе на масленицу (каждую) загонять лошадь на скачках. Но в колхоз вступил, решил, что так легче будет поднимать детей. И ни разу не пожалел. Хотя маме показывал свою бывшую лошадь Стрелку в колхозной конюшне. И потом её жеребят.

Но после войны, после засухи, очень стало трудно. Недоедали. Но все выросли, закончили школу. Мама в детстве почти не знала русского языка. Она вспоминала, как в детстве с братом Иваном считали, лёжа на печи, по пальцам русские слова, которые знали. В первом классе обучение шло на родном эрзя-мордовском языке, а уже во втором классе их перевели на русский язык обучения.

После школы она с подругами поехала в Ульяновск – ближайший к Малыкле город. Поехала поступать в институт. Вместе с подругами Зиной Автаевой и Тоней Кузнецовой они поступили в Ульяновский педагогический институт. В 1955 году, а это был год окончания обучения, в институте как раз был Всесоюзный выпуск. Я маму часто спрашивала о том, как же она не побоялась уехать в дальние края из любимого Ульяновска. Она мне отвечала: «Я решила, что в село Ульяновской области я всегда попаду, а посмотреть страну вряд ли потом смогу. Вот поэтому и взяла распределение в Магаданскую область». Её подруга Тоня Кузнецова и другие сокурсники тоже поехали по распределению в Магаданскую область. Тогда было много заявок на молодых учителей.

Ехали они все вместе, очень весело. Если проезжали станции, где был их дом, то выходила вся родня провожать молодых учителей в дальнюю дорогу. Вот и мамина родня вышла к поезду в Малыкле. Родственники вынесли много всякой снеди в дорогу, пирогов. Мама говорила, что брат Иван вынес к поезду целый ящик конфет–подушечек, и они их ели до самой Находки. Многое для них было впервые в этой поездке. И горячая вода в вагоне, и пылесос в руках проводников, делавших уборку, и горячий чай. Да и ехали в вагоне дальнего следования они тоже впервые.

С детства я слышала рассказы о том, как проезжали по берегу Байкала, как записывали остановки, как удивлялись Уральским горам. В общем, страну действительно увидели. Приехав в Находку, они ждали там какое-то время теплоход, чтобы плыть в Магадан.

Уже в Магадане они получили авансом первую зарплату, впервые попробовали крабов и кету.

Именно в Магадане судьба распорядилась, куда же, в какой посёлок кто поедет. И судьба в лице облоно решила, что моя мама поедет в Сеймчан. В Сеймчан они ехали по узкоколейке, а потом на машине. Первое, что их поразило – это цвет сопок. Водитель машины со смехом им объяснял, что сопки красные от ягоды. Брусника называется. И советовал далеко от машины на остановках не уходить, чтобы не встретиться с медведем. Так состоялось первое знакомство с северной природой.

Посёлок маме сразу понравился. Был он, по её словам, очень чистеньким, уютным, вдоль улиц посажены тополя, сделаны деревянные тротуары.

Молодых специалистов поселили сначала в гостинице. И хотя посёлок ей очень понравился, мама очень скучала по дому, по своей дружной и шумной семье, даже плакала. Коридорный, его звали дядя Миша, утешал её, учил как есть солёную кету: её надо вымачивать, потом нарезать кусками, сложить в банку и залить смесью подсолнечного масла, уксуса, горчицы. Научил варить морс из брусники.

Впоследствии маме дали комнату на двоих с молодой учительницей Колбиной по адресу Больничный проезд,1.

Работать мама начинала в вечерней школе. Ученики у неё были разные. Но среди самых первых были бывшие заключённые. Многие после освобождения остались, чтобы получить среднее образование, поступить заочно в институт, а потом уже вернуться домой. Один из учеников, разговаривая как-то с ней, сказал, что он сидел за участие в бандеровских формированиях, за участие в военных действиях против Советской Армии на Западной Украине. Мама очень удивилась. Ей запомнилось на всю жизнь, как он ей сказал: «Вот, Надежда Ильинична. Я приеду с большими деньгами домой. Нам хорошо платили. Это не то что Ваша зарплата. Вот подучусь, поступлю в институт, приеду домой и куплю хороший дом. Вот Вы меня учите, чтобы у меня аттестат о среднем образовании был. А ведь если бы мне тогда, на Западной Украине такая девчушка попалась, я бы её убил. И не задумался бы. Хорошо, что не пришлось такого приказа выполнять». Так что были в посёлке разные люди. Но как-то так получилось, что он стал для многих родным. И уезжая, многие ученики говорили маме, что будут всю жизнь по нему скучать. И тот ученик перед отъездом это сказал.

Свою работу мама очень любила, всегда выписывала специальные журналы, старалась вести факультативные занятия. Помню в доме постоянно горы ученических тетрадей, какие-то карточки с задачами, толстые тетради с планами уроков.

После отъезда из Сеймчана она работала в киевских школах №193 и №3. Преподавала математику в старших классах. Были у неё свои выпуски, которые она взяла в 4 классе и довела до 10 класса.

В киевских школах тот же факультатив, вечное отсутствие её дома, на каникулах поездки с учениками то в Минск, то на Кавказ, то в трудовой лагерь на клубнику, то в Скадовск на оздоровление после Чернобыля. Наверное, дети учителей потому и становятся редко сами учителями, что видят воочию, что такое учительский труд.


Глава 2. Папа

Мой папа, Железняк Николай Иванович, родился на Украине. В то время его родители проживали в Сталино. Сейчас это Донецк.

Бабушка со стороны папы Елена Яковлевна (Беленькая) была родом из Черниговской области, из древнего села Мокошино Менского района. В Донецк она попала ещё до коллективизации, году в 28-29, куда её отвёз старший брат. В то время быдо голодно. Она росла сиротой, рано потеряла мать. И брат о ней заботился. А в Донбассе было много работы, регион развивался и голода не было. Рабочий класс старались кормить.

Дед же, Иван Кондратьевич Железняк, был из Черкасской области, села Сотники Корсунь-Шевченковского района. Он всегда хвалился принадлежностью к казацкому роду и родством с народным украинским героем Максимом Железняком.

Дед оказался в Донецке по работе. Он был помощником машиниста у Петра Кривоноса. Вот в Донбассе и свела их судьба – бабушку и деда. Там же, в Донецке, родились две сестры отца.

Но накануне войны, мать деда Василиса Прохоровна потребовала у начальства дороги перевести сына поближе к ней. А она продолжала жить на батьковщине, т.е. в Сотниках. А характер у моей прабабушки был такой, что его перевели сразу же. С этим характером она повоевала ещё в Гражданскую войну в красных партизанах.

Сначала поселились в Сотниках, а затем железнодорожникам выделили землю под застройку в Мироновке. Тогда Мироновка была Черкасской области.

Вот так семья деда в 38-39-м году оказалась на станции Мироновка Киевской области. Там у них появились ещё двое детей. Всего получилось пятеро. С этими детьми они и встретили войну. Дед уводил эшелоны из Мироновки на Восток. Семью эвакуировать не успели. А это было опасно. Немцы искали семьи тех, кто помогал эвакуации.

Первый год войны, особенно зима 41-го года, был особенно тяжёлым. А есть тогда было нечего. И вот ночью, зимой, женщины ходили в поля за мёрзлой брюквой, морковкой, капустой. Соседки договаривались по-очереди сидеть с детьми. Тогда не успели убрать урожай корнеплодов, а немцы не знали, что где растёт. Карты полей им никто не дал. И хотя они устраивали облавы, этот неубранный урожай многим спас жизнь в лютую зиму 41-го года. В том числе и моему папе.

Но как в каждой семье, были потери и у нашей родни. Тётку отца, Матрёну, и её мужа Тита Луценко за связь с партизанами и подпольную деятельность немцы по доносу полицаев убили и бросили в колодец. Их сын Василий, папин двоюродный брат, потом доставал их и вёз по лесу убитых родителей на санках. Дед всю жизнь вспоминал любимую сестру со слезами на глазах, а папа любимую тётю Мотю. Я сколько себя помню, столько помню их рассказы о Тите и Матрёне. А Василий Титович потом остался за родного в доме моего деда. Но потрясение в юном возрасте сказалось, на всю жизнь у него осталось больным сердце. И умер он, не дожив до 63-х лет.

Накануне освобождения Мироновки от фашистов, по домам, где были подростки прошёл какой-то дед. Он собрал мальчиков и девочек и увёл с собой куда-то подальше от Мироновки. Кто-то передал, что молодёжь будут угонять в Германию. Папа на всю жизнь запомнил эту ночь перед наступлением наших войск. На заре они возвращались домой и увидели, как навстречу нашим танкам бегут женщины с цветами, с плачем и криками. Так какой-то незнакомый старик спас папу с его ровесниками от увоза в Германию. Но, к сожалению, не мог потом вспомнить ни имени его, ни откуда он пришёл.

Во время оккупации папе досталось от фашистов. Его отлупили резиновыми дубинками. Врывались в дома, где были мальчики-подростки и лупили с криками «партизанен». Оказывается, что кто-то ночью отвинчивал гайки на железнодорожных путях. Так они партизан искали.

Папа рассказывал, что они с пацанами после резиновых дубинок боялись немцев до того, что даже после освобождения Мироновки обходили десятой дорогой убитых немцев, что временно оставались на дорогах неубранными.

После войны, 48-ом году, папа уехал в Киев. Уехал босиком. Поступать в ремесленное училище. Там его приняли, сразу выдали форменную одежду и ботинки. Вот было счастье! В Киеве он позаписывался во всякие кружки и общества. Ходил на бальные танцы, посещал бассейн, занимался спортом, играл в духовом оркестре на баритоне. И, самое главное, записался в аэроклуб. Чем и определил своё будущее на многие годы, хотя об этом и не догадывался тогда.

После окончания ремесленного, попал на Киевский мотоциклетный завод. А там уже и в армию призвали. Служил в Калининграде. А потом участвовал в боевых действиях в Корее и Китае. Был командиром орудия. Там его ранило. Ему очень понравилась Корея, а в Китае завёл даже друзей. Так он познакомился с Дальним Востоком. И когда в Киеве, после демобилизации, ему предложили поехать по комсомольской путёвке на Крайний Север, он тут же согласился.

Как потом оказалось, они с мамой даже на одном пароходе плыли из Находки в Магадан. Но встретились только в Сеймчане. Но не сразу.

По приезде в Магаданскую область его направляют на учёбу в училище механизации сельского хозяйства в Хабаровск. После этого он работал трактористом в Ягодном, Сеймчане, строил взлётно-посадочную полосу в Балыгычане.

Как-то, прийдя на танцы в клуб, он заметил девушку. «Что это за школьница на танцах?» - спросил он приятеля. «Да ты что! – ответил приятель. – Это же наша учительница в вечерней школе». Папа пригласил её на вальс. Вот где пригодились уроки бальных танцев! Так они познакомились. Папа тоже стал ходить в вечернюю школу, т.к. надо наверстывать упущенное, заканчивать среднюю школу.

Мама вскоре перешла работать в обычную среднюю школу.

После расформирования сеймчанского тракторного отряда папа остался без работы. Они уже были женаты с мамой. И дружили с такой же молодой семьёй Ивановых. Иванов Анатолий Васильевич, узнав, что папа учился в Киевском аэроклубе, помог папе устроиться мотористом в Сеймчанский авиаотряд. И это было решающим в трудовой биографии отца. Он и так очень любил авиацию, а начав трудиться в авиотряде связал свою жизнь с ней навсегда.

В Сеймчане из мотористов стал авиамехаником, потом авиатехником. Как я помню, работа была очень тяжелой, работали в самые лютые морозы на улице. Ангара отапливаемого не было, только руки согревали горелками. Вот что значит любимая работа!

Авиатехником в Сеймчане он проработал до 1972 года, когда мы насовсем уехали из Сеймчана. Наша семья поехала по настоянию папы на Украину. Здесь после недолгого перерыва, он вновь вернулся к любимой работе. Киевский аэропорт «Жуляны» - вот последнее место его работы. Ещё в 1998 году их бригада активно работала. Но после реорганизации в 1999 году аэропорт фактически перестал существовать. Конечно, что-то там пролетало и садилось, но собственных самолётов у авиотряда не осталось, летать стало не на чем. Уволился он в 2000 году. Хотя уже был к тому времени пенсионером не один год.

В Киевском Объединённом Авиаотряде он много лет занимался рационализаторством, даже получил патент на изобретение. Ещё постоянно давали ему новичков после училища на выучку. Сделать из новичка настоящего техника для него было радостью. Но самым главным аэропортом в его жизни оставался Сеймчанский аэропорт, который сделал из него настоящего авиатора, как он сам говорил.



Hosted by uCoz