Мне хочется рассказать о людях, которые нас окружали в Сеймчане.
Нас — это меня и мою сестру, моих родителей, т. е. мою семью.
Наш посёлок невелик по меркам «материка»; по переписи населения, которая застала нас ещё в Сеймчане, а это семидесятые годы, в посёлке в ту пору проживало 8 тысяч человек. Но, несмотря на небольшое население, жизнь наша была насыщена общением с самыми разными людьми. Ведь в нашем Сеймчане проживали люди из разных концов страны, разных национальностей, различные по социальному происхождению, привычкам.
Опыт жизни в таком разнообразном обществе сказывается потом всю жизнь. Это выражается в том, что потом, когда ты начинаешь новую жизнь в новом краю, в новых условиях, на другом краю нашей большой страны, незнакомые люди кажутся тебе знакомыми, кого-то напоминают, знакомыми кажутся их привычки и тип мышления, но в то же время есть ощущение какой-то неполноты общения, нехватки какой-то человеческой составляющей, ранообразия типов людей.
Если посмотреть на друзей и знакомых моих и моих родных, то видно какой «человеческий коктейль» был наш Сеймчан.
Здесь и Москва, и Ленинград, и Киев, и Харьков, и Уфа, и Гомель, и Барнаул, и Воронеж, и Ульяновск… Перечислять можно долго. И это только география.
Среди наших друзей и знакомых были и русские, и украинцы, и башкиры, и белорусы, и татары, и корейцы и т.д. Много детей-якутов училось в Сеймчанской школе-интернате. Директором нашей школы, где мы учились и работала наша мама, был якут.
И мои родители – представители двух, весьма далёких друг от друга народов: украинцев и мордвы.
В Сеймчане моего детства было очень много человеческого общения. Дети, взрослые всегда находились среди людей.
У нашей семьи было как-бы несколько кругов общения, которые часто пересекались.
Соседи. В Сеймчане мы всегда жили с соседями.
Мама начинала жизнь в Сеймчане сразу после студенческой скамьи. Ей дали комнату, в которой она жила с соседкой, тоже приехавшей по распределению как и мама, молодой учительницей Колбиной. Они подружились. Осталось много фотографий с того времени.
Потом, когда мама вышла замуж, ей и папе дали комнату в Больничном проезде. Там появилась моя старшая сестра Лена.
Вскоре они переехали на улицу Ленина, ставшей нашей родной улицей. На этой улице наша семья прожила до отъезда, хотя и переехала из дом №35 в дом №23.
Дом под номером тридцать пять был большим домом с тремя входами. Там жило много семей. Из соседей самыми близкими были Кулешовы, соседство с которыми переросло в дружбу.
В доме по Ленина, 23 мы жили с 1966 года по 1972. Здесь тоже перебывало много соседей.
Соседи по двору — семья Спиридоновых: дядя Женя, тётя Тамара, Серёжа, Наташа, мать тёти Тамары. Они жили в одной из двух половин дома, у них был отдельный вход.
Лично у меня было тесное общение с бабушкой Спиридоновой, матерью тёти Тамары. И с дядей Женей я общалась. Он любил животных, а особенно свою собаку. Это был небольшой чёрный пёсик по кличке Уголёк, толстый и очень не любивший, почему-то, почтальонов. Они даже во двор не заходили, так его боялись. Мы с Леной как-то пытались на него надеть берет, так он не долго терпел, слегка укусил меня за мизинец, чтобы отстала. Дома Уголёк важничал, «перебирал харчами», тётя Тамара ему готовила наособицу что-нибудь вкусненькое. А он,вырвавшисьна свободу, подбирал раздавленное печенье в магазине. Мама это увидела и сказала тёте Тамаре. Вот смеху было!
А ещё был у нас с дядей Женей случай, когда мы с ним спасли евражку. Возле радиомачты, недалеко от входа в нашу калитку были привезены и сгружены доски. Там поселились евражки. Дядя Женя как только их увидел, так сразу позвал меня показать, как они стоят «столбиками» на досках и смотрят на людей. И вдруг с одной евражкой что-то случилось. То ли она заболела, то ли её чем-то пришибло, но она лежала на боку и была очень слабая. Дядя Женя тут же начал её лечить, призвав и меня. Он на неё дул, пытался поднять. Посредним средством стала водка. Он попытался влить в евражку несколько капель, для борьбы с инфекцией. Не знаю, что помогло, но зверёк выжил и даже приходил подкормиться, узнавал нас.
А потом доски увезли и евражки ушли куда-то. Дядя Женя долго вспоминал, как мы с ним спасали его «друзей». Мы эту историю даже вспоминали, когда они к нам приезжали уже из Чернигова, где они поселились после Сеймчана.
В другой половине нашего сеймчанского дома жили мы с соседами.
Одно время был нашим соседом по квартире молодой журналист из Москвы. Соседа звали Жора.
И какими были доверительными отношения между людьми в то время на Севере, что моя мама доверила этому соседу Жоре привезти с «материка» из анапского санатория мою сестру Лену в Сеймчан.
Из санатория в Анапе её забрала тётя Рая — сестра отца, работавшая проводником на поезде «Киев — Адлер», а из Киева Лену забрал дядя Жора, прилетевший из Сеймчана. Он очень хотел повидать свою мать в Москве и наша мама предложила ему доехать до Киева, забрать Лену и привезти её в Сеймчан.
В тот год у родителей не было отпуска и они купили билет дяде Жоре до Киева с тем, чтобы он и Лену забрал и мать повидал. Это всё, что я помню о нём. Лена часто вспоминала поездку с дядей Жорой. Она была в восторге от Москвы, от гощения у мамы дяди Жоры в Черёмушках. Особенно удивил её холодный борщ, которым угощала мама дяди Жоры. До этого такого диковинного блюда Лена не пробовала.
От соседей Николаевых у нас осталась собака Чика, которую потом забрали геологи.
От соседа Котика остался рисованный ковёр.
Была ещё соседка – наборщица в типографии. Жила она в нашем доме недолго, но мы успели побывать у неё на работе в типографии. Узнали, как набирают газету, увидели, как отливают из металла набор.
Соседи менялись, но самыми близкими остались Блиновы, с которыми мы прожили вместе до самого отъезда. Эта молодая семья очень сблизилась с нашей семьёй.
Тётя Катя, как мы с сестрой называли нашу соседку, была очень доброй, любила общаться. Приехала она из Харькова. У нас во дворе она сеяла много цветов по украинской привычке. Особенно любила маки. Они росли вдоль дорожки в нашем дворе. Она была очень хорошей хозяйкой. На дни рождений и праздники она пекла очень вкусные домашние торты. Тётя Катя работала в прачечной Сеймчана, была очень хорошим работникам. По её предложению была организована развозка белья заказчикам из прачечной на машине. Это мне рассказывала мама. Впоследствии тётя Катя избиралась депутатом поссовета.
Дядя Лёша работал киномехаником. Как-то привёз нам с Леной из тайги чёрного бельчонка; он удрал потом из клетки и сбежал из дома.
А когда у Блиновых родился их сын Генка, то он стал всеобщим любимцем. Наш папа делал записи на магнитофон его первых слов, мы его все нянчили. Но я была главной нянькой. Тётя Катя на какой-то праздник подарила нам по игрушечному поросёнку в цветных кафтанчиках: мне, Лене и Генке. Она их купила в наборе «Три поросёнка». Этот поросёнок у меня хранился очень долго, даже после отъезда из Сеймчана.
Запомнился мне один вечер. Тётя Катя была в отпуске. Ждали приезда её со дня на день. И вдруг узнали, что она идёт с автобусной остановки. Мы с Леной на босые ноги напялили валенки и без шапок, зимой, в мороз бежали по улице ей навстречу. Такая была радость, что она приехала, привезла Генку наконец-то. Она потом маме сказала, что еле сдержала слёзы, увидев нас бегущими ей навстречу.
К сожалению, Генку она оставила у мамы на Украине и мы его больше не видели. Очень по нему скучали.
Так жили соседи по квартире у нас в Сеймчане.
Друзья. Кулешовы стали друзьями семьи после нашей жизни на Ленина, 35. Тётя Маша очень дружила с мамой, а её дочь Валя вообще была лучшей подругой моей сестры. У тёти Маши была привычка. Как только приходишь к ней в дом, она тотчас начинает тебя кормить. Чаще всего это были пельмени. Она была мастером по лепке пельменей. Вкуснотища!
Когда у мамы болела голова, а это частенько бывало, то тётя Маша говорила:
- Надя, я знаю, что тебе сейчас надо. Идём ко мне.
Укладывала маму на диван, а сама доставала бруснику, делала салат из квашеной капусты, варила пельмени, ставила чайник. Мама отдыхала, потом они пили чай с брусникой, ели капусту и пельмени, разговаривали. И после такой "домашней терапии" мама шла домой абсолютно здоровой.
После отъезда из Сеймчана с Кулешовыми поддерживали связь, тётя Маша писала письма, даже слала посылки. Потом они переехали в Башкирию, в Уфу. Какое-то время дядя Миша и тётя Маша писали, а потом в связи с частыми переменами нами адреса связь как-то потерялась. А жаль. Почему-то после отъезда из Сеймчана связи часто утрачивались, даже между очень близкими друзьями.
Не так получилось с семьёй Ивановых. С Ивановыми первой познакомилась мама. Вернее, с дядей Толей. Дядя Толя помог устроиться на работу папе в аэропорт. А потом приехала Раиса Михайловна с маленьким Серёжкой. Она оказалась тоже учительницей. Они с мамой вместе работали в школе и дружба ещё укрепилась. Тем более, в ясли пошли вместе Серёжа и Лена. Они тоже стали дружить. Так и получилось, что подружились и родители и дети. Когда ездили в отпуск, то обязательно останавливались в Ромашково, в Подмосковье, у родителей дяди Толи. В один из отпусков мы приехали, а Ольга Тимофеевна как раз в саду, в беседке. Увидела и говорит: «А вот и сеймчанцы. Давайте быстрее устраивайтесь, мойтесь с дороги, а я знаю чем вас надо угощать!»
Садимся за стол, а на столе огромная кастрюля окрошки. Действительно знала! Это только северяне могут понять, что такое окрошка в начале лета после 9-месячной зимы!
Дружба Лены и Серёжи началась в яслях, в манеже. С таскания Серёжей Лены за волосы. Раиса Михайловна часто со смехом всмоминала, что наш папа весь побелел увидев это. Говорила, что боялась как бы он Серёжку не прибил за такое дело. А дружба была крепкой. До самого нашего отъезда из Сеймчана, кроме подруг-девочек, Серёжа был лучшим другом Лены.
Я помню последний наш пикник на Сеймчанке в 1972 году. Отмечали день рождения Раисы Михайловны. Я тогда была в красной куртке. Её подняли на шест в качестве флага и ориентира для отставших. Жарили шашлыки, варили чай на костре. Весело было. А 10 июня мы уехали. И этот пикник особенно врезался в память.
После отъезда связь с Ивановыми не оборвалась. Родители переписывались с ними, позравляли друг друга с праздниками. Несколько раз Раиса Михайловна делала к какому-нибудь празднику заказ на гастроном в Киеве. Приезжали из гастронома и привозили всякие вкусные вещи: конфеты, колбасу хорошую, какой-то коньяк, обязательно «Киевский» торт. Много всего вкусного.
Одно время по приезде из Сеймчана в Киев мы жили у дальних родственников отца в Пуще-Водице. Это курортная местность в Киеве. Дом был одноэтажный, разделённый на несколько частей. В одной жили мы, а в двух других папины троюродные братья с семьями.
Как-то они сидели у нас и тут мама приносит извещение о заказе и говорит: «Ах, Раечка. Что же это она делает! Заказ такой большой сделала на гастроном для нас»! Оказывается, Раиса Михайловна сделала шикарный заказ кому-то из нас на день рождения. И вот стали родственники наши ждать этот заказ. Всё не верили. А магазин что-то подзадержал этот заказ. И на несколько дней у папиных троюродных братьев стало излюбленным развлечением приходить к нам, стучать в дверь и кричать: «Гастроном приехал»! И каково же было их изумление, когда гастроном всё-таки приехал!
Дядя Толя приезжал к нам в Киев, Раиса Михайловна тоже. Я и Лена часто бывали в Ромашково уже после переезда Ивановых из Сеймчана в Ромашково насовсем. И сейчас, когда есть такая возможность, обязательно заезжаем к ним. Наши родители очень любили Ивановых.
А ещё у родителей были друзья и приятели по работе, просто знакомые. Они встречались, ходили пить чай к друг другу, вместе ходили за брусникой и грибами, ходили в кино. Зимой вместе катались на лыжах. Это помимо больших встреч по праздникам. Их отмечали обязательно в большом кругу друзей.
Я помню, как мы ходили в гости к Соболевым. Мне очень нравилось ходить к ним в гости. Их дом стоял на берегу Сеймчанки. Мне всё казалось у них интересным. Особенно маленькие пластиночки с записями музыки. Я таких никогда не видела. И ещё мне нравилось бегать от них на дамбу, это было совсем рядом. Мама приятельствовала с Соболевой. Не знаю, где они познакомились. От Соболевой у меня хранилась любимая чашка с блюдцем, из которой я пила только какао. Чашка была необычного ярко-жёлтого цвета, а блюдце чёрного. Мне они страшно нравились. Лена получила такую же в подарок. Я этой своей чашкой очень дорожила. Но потом разбила и горько плакала по этому поводу. И хоть чашки этой давно нет, но мне она помнится. Как и походы в гости к Соболевым.
Приходили к нам довольно часто и приятельницы мамы с работы. Например, Донгузова и Будзинская. Когда мама и я уехали в отпуск в 1971, а папа был на курсах в Магадане, Будзинская ежедневно приходила навещать Лену, оставшуюся на какое-то время совершенно одной. Кроме неё в доме была только тётя Тамара в другой половине дома. Блиновы тоже были в отъезде. А Лена позвала пожить с ней свою подругу Валю Кулешову. Так они хозяйничали вдвоём, две девочки по 12 лет. Затем и Валю увезли в отпуск. Вот Будзинская и курировала Лену.
Донгузовы переписывались с нашей семьёй даже после нашего уезда. Потом они сами уехали в Рыбинск. Приезжали как-то к нам на Украину. Валентина Александровна часто звала к себе в гости на Волгу. Но мы, к сожалению, так и не собрались.
Наша семья общалась и с семьёй Фурдуй. Наташа Фурдуй училась в одном классе с Леной. Семья Фурдуй была не из самого близкого круга общения, но мы иногда вместе ходили на Сеймчанку семьями, бывали друг у друга дома. Я помню, что их дом стоял рядом с киоском "Союзпечать", существующем и поныне.
И у детей сеймчанских было много друзей и просто приятелей.
У моей сестры Лены было два закадычных друга и много просто друзей и приятелей. Самыми близкими друзьями были Серёжа Иванов и Валя Кулешова. Это друзья с садика, даже с ясель. Друзья, которые ежедневно бывали у нас дома, а Лена бывала у них. Друзья, которых с нетерпением ждали из отпуска, празднование дней рождений которых ждали не меньше, чем своих. И родители их были друзьями наших родителей. Были ещй близкие подруги-одноклассницы. Я помню из таких подруг Галю Колпакову, Наташу Глумину, Таню Коденкову, Оксану Черничко, Наташу Пуптенкову. Галя часто приходила с младшей сестрой Таней, а Оксана всегда была с младшей сестрой Олесей, которая училась в одном классе со старшей сестрой, пойдя раньше времени в школу, не захотев остаться дома без Оксаны. Наташа Пуптенкова была более близкой подругой Оксаны Черничко. Ещё к нам захаживала дочка Донгузовой Ира.
У нас дома, в нашей комнате родители сделали шведскую стенку и повесили над дверью баскетбольное кольцо. Где-то раздобыли большой мяч. Он был большой и тяжёлый. Как оказалось потом – это был мяч для водного поло. Всё это родители делали, чтобы мы занимались дома физкультурой. И любимейшим занятием лениных друзей-приятелей стало висение на шведской стенке, а особенно бросание мяча в баскетбольное кольцо. Вечно у нас в комнате сотрясались стены!
А походы в кино! Все они были заядлыми киношниками. А ещё и лыжниками.
На дни рождений собиралась вся эта куча, да ещё мальчишки приходили. Дни рождений были очень весёлыми.
Получается так, что все девочки дружили между собой. В этом кругу были разные слои и переплетения, у кого-то были ещё подруги вне школы, так сказать домашние, вроде как Валя Кулешова у Лены. Валя училась в другом классе и у неё тоже были ещё и школьные подруги.
Помнится готовились к встрече Нового Года, так вся компания школьных друзей лепила пельмени у Наташи Пуптенковой дома.
А мама Гали Колпаковой, работавшая в пекарне, испекла пироги с брусникой.
Мы, младшие (некоторые из «хвостов» своих старших), тоже присутствовали при лепке пельменей. Я например. Интересно было возле старших страшно. Они, конечно, были недовольны. А что сделаешь? Приходилось терпеть, т. к. младшие были ябедами и тут же плакались родителям, что их никуда не берут.
Но и у нас, у младших, конечно были и свои друзья, свои дела. Я дружила тоже сразу с несколькими девочками. Мои подружки были моими одноклассницами. Это Света Рязанова, Лена Лузанова, Лена Пинчук, Лена Никонова, Вика Симакова, Лиля Минуллина. Света Рязанова дружила ещё с Ирой Астанкеевой. Но Ира уехала после второго класса.
Когда мы жили на Ленина, 35 я подружилась с Олегом Рябовым. Семья Рябовых была нашими соседями, а папа мой работал с папой Олега в аэропорту.
Ещё я дружила с Юркой Ивановым. Особенно в последний год жизни в Сеймчане. Он к нам часто приходил. Когда у меня появился велосипед, мы с ним катались целыми днями.
Со своими друзьями мы много играли, ходили в кино, менялись книжками. Любимыми играми у нас были «игра в магазин», казаки-разбойники и классики. В «магазин» мы играли, когда были совсем маленькими, а став постарше игралив основном в казаки-разбойники.
С Викой Симаковой я дружила в основном по "книжной части". У них дома была хорошая библиотека, много детских книг я прочла из их библиотеки. Кстати, наши мамы приятельствовали ещё до нашего с Викой появления на свет.
Благодаря дружбе с Викой, я впервые увидела золото, добытое у нас на Колыме. Как-то весной, на каникулах, мы зашли к родителям Вики на работу. Они были геологами. Геологи вовсю готовились к летнему сезону. Они угостили нас яленым мясом сохатого, целый мешок которого стоял прямо перед нами. Оказалось, довольно вкусно. Нам объяснили, что из этого мяса "в поле" будут варить супы, а если нет времени, то можно и сухим съесть. Потом дали в руки какой-то белый камень с жёлтой жилкой и прозрачный маленький мешочек с песочком жёлтого цвета. А это было золото, найденное на Колыме. Белый камень - кусок кварца с золотой жилкой. Песочек - тоже золото. Только рассыпное.
К сожалению, часто подруг увозили "на материк" и мы больше не виделись. Например, Лена Никонова после второго класса уехала с мамой на Алтай в Барнаул.
Семья Лены Пинчук была из Белоруссии. У Лены Пинчук мама фотографировала. У меня остались фотографии, сделанные мамой Лены.
С Леной Лузановой я переписывалась после отъезда. Но потом как-то следы её затерялись. Последнее фото Лена мне прислала в Киев. Я знала, что она серьёзно занялась спортивной гимнастикой, ездила на соревнования.
У меня хранится фотография, где мы сняты с девочками на дне рождения Лены Лузановой в последний год моего пребывания в Сеймчане. Там ещё есть наша новая подруга Лиля. Только приехавшая в Сеймчан и подружившаяся с нами. Помню, что она была высокой рыженькой девочкой. А фамилии не помню.
После приезда на «материк» я столкнулась с тем, что здесь, на «материке» люди не дружат так, как на Севере. Я не видела толп детей, ходящих друг к другу в гости. Да и друзей у них мало, а то и вовсе нет. А если и есть, то это совсем другие друзья. Такого общения, какое было у нас в Сеймчане, на «большой земле» не найти.
Хотя в Киеве у меня нашлась подруга, с которой мы подружились «по сеймчанскому стилю». Её звали Наташа Ельчанинова. Её мама была из Белоруссии. Очень хороший человек. Ко мне она относилась как к родной. Мы с Наташкой вместе ездили отдыхать на Днепр, навещали её родственников, она даже написала брату в армию, что у неё появилась закадычная подружка. Я видела её двоюродных братьев из Гомеля. И вот что интересно. Наши киевские одноклассники удивлялись такой дружбе! Они просто не знали, что именно так общаются подруги в Сеймчане.
Наша жизнь в Сеймчане – это была жизнь среди людей. Мы постоянно общались. Наши круги общения пересекались, мы знали друзей своих друзей, друзей родителей, знали с кем дружат друзья родителей. У каждой семьи было несколько сфер общения. К примеру, Кулешовы ещё дружили с Черновыми, а Ивановы с Хегаями.
Мне кажется, что в Сеймчане не было одиноких людей. Сеймчан – это место, в котором у каждого был друг.
