Оглавление

• Предисловие

Часть первая

• Нам на север

Сеймчан - колыбель наша

• Приютился посёлочек
• Мы хотим в маршруты

Первые шаги

• Геологическое братство
• Камералка
• Мы живем в бараке

Такая работа

• Полевая партия - это не курорт
• Первый маршрут
• Искатели-ходоки

Чукотские были, зарисовки

• Зеленый мыс
• Ледоход
• Горим!
• Дай закурить!
• Мы - немы!
• А лошадки - лучше!
• Овса не просит!
• Хозяин тайги
• Окончен сезон
• Чимчемемельские сидения
• Чукотский огурец
• Первые иностранцы на Чукотке

Часть вторая

Сеймчанская улица

• Племя старожилов
• Полынья или долина солнца?
• Костер на снегу
• И ти - прав!
• Начало конца
• Традициям - верны

Часть третья

Золото Анюя

• Картограмма Первооткрыватели. Пионеры
• Гордись, старина
• Золотые самородки
• Сезам, откройся! Геологические байки
• Камни-самоцветы

В Сеймчане большинство геологов жили в бараках. Рубленные или каркасно-засыпные, на 12 комнат - квартир, этакими приземистыми колбасками - кулисами они выходили к улицам, отгораживаясь от проезжей ее части глубокими кюветами, досчатыми тротуарами и низеньким штакетником. Крыльцо и маленький тамбурок делили эти колбаски на две примерно равные части. Из тамбура попадаешь в проходную общую кухню с огромной плитой у одной стены и столом на всю длину - у другой. За кухней в обе стороны - длинный коридор. Его ширина позволяла установить у входа в каждую комнату самодельный стол - тумбочку и вешалку для верхней одежды. Рядом с дверью - топка печи, плита которой располагалась в комнате. Туалет - общий, на два очка, полутеплый, с выгребной ямой, укрытой с улицы старыми матрасами. Комнаты разного размера, от 4 кв. м. для дневальниго до 12 - 15 кв.м. - для жильцов.

Если в бараке подбирались компанейские геологи, получалось веселое многосемейное общежитие. Сбрасывались и нанимали дневального, который следил за чистотой общих мест и постоянно топил дровами кухонную печь. На обед бежали домой, швыряли на раскаленную плиту кастрюли с замороженными борщами, тут же, в общей кухне обменивались новостями, мужики успевали "раздавить пузырек". Обедали, разжигали печи в квартирах, просили дневального Ахмета или дядю Володю из числа бывших ссыльных присмотреть за огнем и - снова на работу.

Вечерами женщины собирались на кухне, готовили на завтрашний день; мужики в коридоре играли в подкидного и, втихаря, чтобы не "заграчили" жены, давили очередной "пузырь".

Праздники отмечали сообща. На Новый год наряжали в коридоре елку, собранную из веток стланика, сдвигали столы, вытаскивали каждый свою праздничную снедь...

Однако стоило поселиться в бараке одной скандальной семье - мирная идиллия нарушалась. Способов нагадить д ругим было множество. Самый простой - в обеденный перерыв занять общую плиту на кухне пятиведерной вываркой с грязным бельем - лишить всех обеда и покоя. На кухне - шарканье кастрюль, женский визг; мужики не находят другого способа решения конфликта кроме мата и рукоприкладства... Потом становится стыдно, но семена раздора посеяны.

Вот интересный эпизод из нашей барачной жизни.

У одного из жильцов подошел день рождения. Он намекнул соседям, что вечером предстоит маленький "сабантуй". Мы сбросились на подарок, в назначенный срок приоделись, ждем приглашения. За дверью именинника - тишина; они поссорились с женой.

Разгоряченные ожиданием мужики, несмотря на уговоры жен, решают - быть дню рождения! На столы в коридор вытаскивается еда и питие, благо того и другого в каждой семье в достатке и запасе; именинник безмерно благодарен за солидарность. Наши жены от греха подальше решают сообща пойти в кино, все-таки "мероприятие" не санкционировано хозяйкой.

К их возвращению праздник в самом разгаре, все уже "хороши", разговорились...

Время позднее, завтра на работу, жены начинают развод своих; мужики упираются, там и тут вспыхивают перебранки. Уже кому-то вызвали скорую помощь, и муж пытается обнимать врачиху, кто-то в туалете "хвалится харчами", из-за двери в квартиру доносится визг: "не приставай, не дам!"...

И вдруг - истошный женский крик:

- Убивают!

Рывком выколачиваем дверь, хватаем за руки нашего Ивана. Его дородная Софа из-за моей спины хряпает мужа кулачищем по лицу, аж дергается его голова.

- Зачем бьешь!? Я же держу его за руки. А то сейчас отпущу!

Ваня плачет:

- Я же знаю, она меня пьяного в постель не пустит, снял матрац, улегся на полу; так она меня в злобе ногами начала пинать. Только я поднялся, она - в крик. А я ее и пальцем не тронул!

Барак гудит от семейных скандалов, тишина только в одной квартире - именинника. Они помирились с женой и мирно спят.

Потом, на трезвую голову разбирая происшедшее, удивлялись - какой бес нас попутал, ведь до этого мирно жили. Обвинили своих жен - зачем ушли в кино и бросили нас одних?

Тепло в квартирах держалось, пока топились печи. Семейную жизнь с моей Надеждой мы начали в маленькой угловой комнате ветхого барака по улице, названной в шутку Южной. Зимой в комнате на полу постоянно замерзала вода, ходили в обрезанных валенках вместо тапочек. Когда родился сын, его люльку я укрепил на кронштейнах к стене на уровне наших глаз; там от постоянно топящейся печи воздух прогревался до 30 градусов и не так быстро остывал.

Дрова были постоянной нашей заботой. По осени, после возвращения с "поля", сообща ездили на их заготовку, благо, в окрестностях Сеймчана лиственницы в обхват были не редкость. Пилили вручную; под окнами каждой из квартир громоздились поленницы.

Жили в бараках беспечно, надеялись на дневального и доброжелательность людей. Верхняя одежда, обувь выставлялась в коридор; там же стояли кастрюли с варевом, съестные припасы - в коридоре было прохладнее, да и в квартирах не хватало для этого места.

Однажды, проснувшись утром, жильцы одного из бараков обнаружили массовую пропажу своих пальто, полушубков; исчезли даже кастрюли с супами-борщами. От крыльца по снегу тянулся след конных саней. Вызвали милицию, пошли по следу, он привел в домишко к одной из бывших заключенных. Та уже ждала "гостей", разложила "товар":

- Ну, что, олухи, будете еще оставлять все без присмотра? Решила вот вас проучить. Я в прошлом - воровка, дай, думаю, ночью проведу "операцию", кто-нибудь хоть почухается! Какое там, спали, как сурки, пока я ваши кастрюли таскала. А барахла набралось - пришлось на лошади увозить!

Самым страшным для бараков был пожар. Зимой печи топились непрерывно, деревянные стены высыхали до звона, любое тление переходило в открытый огонь. Барак сгорал, как спичка, только успевали выкинуть самое необходимое. Потому и считали мы себя в них временными жильцами; на мебель не тратились, столы сколачивали из ящиков, наши кровати представляли собой установленные на чурбаках каркасы, обтянутые полосами резины от автомобильных камер, - сгорит, не жалко, еще сделаем. Документы, ценные вещи - всегда в одном чемодане. Ночью спишь чутко - успеть бы выскочить!

Как-то сидим в клубе на киносеансе. По затемненному залу объявляют:

- Фадеев в зале есть?

Молчание.

- Фадеев в зале есть? У вас в квартире - пожар!

Разом вскакивают десятка два зрителей, бегут к выходу.

Слава Богу, тревога оказалась ложной. Дети в отсутствие родителей решили развлечься, подожгли газеты. Испугались, но соседей позвать успели...

И все-таки жизнь в бараках при всех неудобствах сближала людей, очищала от наносного, неискреннего. Все были у всех на виду.

Сеймчан был нам родным домом в течение 7 лет. Нашим рабочим местом были лесо-тундровые просторы Западной Чукотки - туда мы выезжали с наступлением весенних оттепелей, оставляя в Сеймчане жен, детей; возвращались - по осеннему снегу. Как выглядел поселок в летнем убранстве - мы себе не представляли. На всю жизнь он остался в нашей памяти светлым и чистым пятном - здесь началась наша трудовая биография, здесь проходило становление наших характеров, здесь мы нашли любимых жен и зародилось наше семейное счастье.

Здесь же, в Сеймчанском РайГРУ, зародились традиции и сформировалось ядро будущего анюйского геологического братства.